Не забыть уже В ЭТОТ ДЕНЬ 9 ИЮНЯ 1981 ГОДА
состоялась премьера спектакля
"Юнона и Авось" на сцене Московского театр Ленком.
Это самый знаменитый спектакль СССР и России. Гораздо более культовый, чем бродвейский «Призрак оперы». У американцев всегда было из чего выбирать, а у советских людей – нет. «Юнона и Авось» – наша, родная театральная святыня. И абсолютная, громовая бомба!
1806 год. Два русских корабля – «Юнона» и «Авось» – под командованием графа Резанова отправляются в Калифорнию за продовольствием для русской колонии на тогда еще российской Аляске. Там 42-летний граф влюбляется в 16-летнюю Кончиту, дочь коменданта Сан-Франциско. Мгновенная любовь сокрушает сердца обоих, Кончита забывает о женихе Фернандо, Резанов тайно обручается с ней... Но, верный долгу и Отчизне, он возвращается на Аляску, с тем чтобы оттуда уже отправиться через всю Россию в Петербург – просить императорского разрешения жениться на католичке. Но граф Резанов умирает в Сибири. Кончита ждала его более 30 лет. И лишь когда известия о гибели графа стали неопровержимы, она уходит в монастырь.
Современники, правда, подозревали, что в любви камергера Резанова был поначалу расчет: «Можно было бы подумать, что он уже сразу влюбился в эту молодую испанскую красавицу. Однако ввиду присущей этому холодному человеку осмотрительности осторожнее будет допустить, что он просто возымел на нее дипломатические виды», – писал корабельный доктор Лангсдорф. Да, действительно. Перед русским дворянином была задача наладить торговые связи с недоверчивыми испанцами, которым тогда принадлежала часть Америки. Он знал пять языков, был предпринимателем, дипломатом и к тому же вдовцом, а юная Кончита – красавицей, да еще и дочкой коменданта. Она в свою очередь была очарована рассказами Резанова о роскошной жизни русских аристократов. Политика совпала с любовью – почему бы нет? Дальше все точно так же, как и в рок-опере, – разлука, ожидание, монастырь. Только реальные Резанов и Кончита не успели стать любовниками. Не случилось.
Сюжет подарил Вознесенский
40 лет назад Марк Захаров, в театре которого уже несколько лет гремела «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» Алексея Рыбникова, решил поставить еще одну рок-оперу (ну или мюзикл, неважно) – тоже на музыку Рыбникова. 35-летний Рыбников был ужасно увлечен религией и хотел сочинить непременно что-то очень высокодуховное. И тут же наиграл Захарову парочку импровизаций. Тогда Марк Анатольевич, несколько зараженный энтузиазмом коллеги, подумал-подумал и пошел к очень модному и великому Вознесенскому с предложением написать слова к опере на тему «Слова о полку Игореве». «Зачем?! – удивился Вознесенский. – Зачем писать нечто славянофильское, да еще и по неизвестному автору, когда у меня есть поэма «Авось» о любви графа Резанова к юной девочке Кончите». Флегматичный Марк Анатольевич, по словам Вознесенского, тут немножечко растерялся и говорит: «Э-э-э... Давайте я почитаю». А на следующий день ударили по рукам. Так родилась «Юнона и Авось». Ну не сразу, конечно, а года через полтора.
«Белый шиповник», «Я тебя никогда не забуду», «Аллилуйя любви» – Вознесенский писал такие стихи, которые, по признанию Рыбникова, прекрасно и сразу ложились на музыку. Марк Захаров придумывал архитектуру спектакля, а знаменитый Владимир Васильев – хореографию.
История у них получилась, пожалуй, посильнее, чем «Ромео и Джульетта». Уже хотя бы потому, что русский граф Резанов и Кончита Аргуэльо – люди реальные, а жизнь всегда переплюнет любого Шекспира.
Три свечки против КГБ
Как этот спектакль пропустила совковая цензура, непонятно. Это же вам не заплесневелое «Ленин–партия–комсомол», это был сплав рок-музыки и христианских молитв, «Российская империя – тюрьма», подрыв советских устоев, Богородица, страсть и жгучий секс, исходящий из каждого жеста и звука, – у первых зрителей и у самих актеров был реальный шок!
Но сначала шок был у создателей. Надо было показать «Юнону и Авось» цензорам. Захаров приготовился к осаде и маневрам. Он спланировал демагогию, продумал, где можно отступить, а где «стоять насмерть». А перед прохождением комиссии они с Вознесенским поехали в Елоховский собор, поставили три свечки Божьей Матери и освятили три маленькие иконки, которые Захаров принес в гримерки Караченцову, Елене Шаниной и Людмиле Поргиной (она, кстати, и играла Богоматерь, но в программке Захаров предусмотрительно велел написать «Женщина с ребенком»). Помогло или нет, но спектакль приняли! С первой попытки!
Первый раз «Юнону и Авось» давали не в Ленкоме, а в церкви в Филях. Кроме избранных ценителей, там была куча милиции и, разумеется, КГБ. (Интересно, сегодня был бы возможен такой экшен? Или создателей «ЮиА» просто бы замели в кутузку?) По бокам алтаря поставили динамики, Рыбников включает магнитофон – и два часа чуда, перечеркивающего всю убогую, застойную жизнь советских граждан, полная церковь ментов, хлюпающих носами на песне «Белый шиповник корабельный...»
Полноценное представление состоялось летом 1981-го. Наутро в западной прессе вышли статьи о том, что Ленком поставил антисоветский спектакль. Вот тут-то и началось! Выпуск пластинки с оперой приказали остановить, и давай разбираться, что за идеологическую диверсию наделал Захаров. Мол, мало того что русский человек связывает надежды и будущее счастье с вражеской Америкой, так они еще там и Богоматери молятся! Низ-зя! Начальники спихивали вину друг на друга, Захарова вместе с его Ленкомом задвинули в тень, не выпускали на гастроли, но закрывать «Юнону» было поздно – о спектакле говорили и в Европе, и в Америке. А потом вдруг все стихло. Пошел слух, что «Юнона» дошла до Кремля, Суслов послушал запись и ему понравилось! Он, мол, увидел там «неказенный» патриотизм.
Идиоты остались и в Америке, и в России
В том, что власть повернулась к спектаклю передом, сыграл свою роль «выездной» Вознесенский. Он привел на «ЮиА» своего друга Пьера Кардена. И «красный кутюрье» добился разрешения показать оперу во Франции. Вознесенский вспоминал, как в том месте, где Резанов пел о Неве «в мурашках простуды», об Адмиралтействе и Бирже, которые он никогда не увидит, в зале зарыдал какой-то мужчина – видимо, русский эмигрант. Вспоминал, что театр в Париже после премьеры был усыпан орхидеями: «Первый и последний раз в жизни я шел на поклоны прямо по цветам».
Почему «Юнона» так трогала сердца? Потому что это история мечты о несбыточном. Как странно, что и спустя два столетия, в нашем XXI веке, эта мечта все так же невозможна! Авантюра Резанова, мечтавшего «свесть Америку и Россию», так и не удалась. Настоящий шедевр всегда со временем наполняется новым содержанием. «Мы – дети полдорог, – поет Караченцов, – идиотов бы поубавить вдвойне – и в твоей стране, и в моей стране».
Конечно, спектакль в большой степени обязан своей славой Караченцову, 25 лет игравшему Резанова. До автокатастрофы в 2005-м. Его голос, лицо, рот со знаменитой щербинкой между зубами, белая расстегнутая рубаха, глаза, открытая эмоция, страсть и боль вызывали не то что мурашки, а крупную дрожь у зрителей.
Материал вышел в издании «Собеседник+» №05-2019 под заголовком «"Юнона и Авось": мы тебя никогда не забудем».